– Так значит, только эстетеры всегда в плюсе? Может подвязаться в каком-либо разливочном цехе?
– Почему, нет? Только и у них хлопотно. Поясняю: с самогоноварением производство перугена не имеет ничего общего. От эстетеров требуются колоссальные инвестиции: технология энергоёмка, одной воды дистиллированной надо немереное количество и чёрт знает ещё такого, без чего наладить розлив в кустарных условиях невозможно.
Но рентабельность на лицо. Ведь никто не отменял госзаказ на бритые солдатские и школьные затылки. Есть устойчивый спрос на классику, на моду мейнстрима, на альтернативную моду.
Всё это в купе приносит и будет приносить впредь хорошие деньги. Если вы успешный чейнер, то вы правообладатель своего продукта. Вас защищает индекс ISBN (International Standard Barber Number), и тогда роялти будет звенеть в вашем кошельке.
Если вы эстетер или его дилер, в роли которых предстают все симотеки, а также, сетевые супермаркеты, магазины, магазинчики и стадо коммивояжеров, у вас гешефт с продаж. Жить можно, и вполне сносно.
Не забыть бы упомянуть про электронные торговые площадки.
Короче, рынок производства и сбыта перугена давно сформировался и стабилизировался. Всем кажется, что навсегда. Потому что все довольны, а клиенты в первую очередь.
Учитель замолчал, закрыл глаза, стал устало растирать виски подушечками пальцев.
– Кажется, молодой человек, я постарался ответить на все ваши вопросы. А вам самостоятельно предстоит ответить на один: вы видите в этом чёртовом колесе место для искусства или нет?
*****
Шершавый гранит парапета набережной ещё хранил тепло летнего солнца. А оно само уже закатилось за низкий горизонт ровно на столько, насколько необходимо для наступления белой ночи. Молодёжь, запрудившая весь исторический центр города, не собиралась массово читать газеты, она собиралась отгулять последнюю ночь детства с беззаботной широтой и разухабистой вседозволенностью. Все давно повзрослели и не плакали вслед плывущим алым парусам. Разве, что самые сентиментальные, да родители, но не о них сейчас речь.
Вид на стрелку острова, на огонь ростральных колонн, на изящный шпиль собора, на мосты был великолепен. Рукотворная оптическая иллюзия «небесной линии» поражала своей достоверностью. Просто трудно было поверить, что исторические кварталы были окружены кольцом километровых зданий современного мегаполиса. Лишь подходя к границе музея под открытым небом, иллюзия уступала место реальной жизни. Обман во благо – это часто бывает.
Со мной рядом, близко-близко, моя девушка. Мы держимся за руки, губы размыкают поцелуй только, чтобы прошептать слова любви, слова клятвы в вечной верности друг другу. Нам не хватает ночного воздуха.
– Всё, не могу больше. – Девушка отстраняется от меня, облокачивается на тёплый камень.
– А я могу. – Я вновь хочу привлечь её к себе, но девушка выскальзывает из моих объятий, отпуская мою руку.
– Хватит, хватит… Скажи лучше, ты поступать не передумал?
– Фи, сейчас не время об этом говорить.
– Как раз самое время, если тебя интересует наше будущее. У меня есть свои планы, достаточно амбициозные, и я не хочу…
– Тогда другое дело… Не сомневайся, я поступлю, выучусь и…
– Вот это я и хотела от тебя услышать… Иди ко мне!
Меня уговаривать не пришлось. До бледной утренней зари оставалось каких-то полчаса.
*****
Осталось только узнать…
Лето прошло в разлуке с моей подругой. Лишь нечастые звонки соединяли нас в коротком разговоре, суть которого сводилась к диалогу:
– Готовишься?
– Да. А ты?
– Я тоже.
Действительно, времени катастрофически не хватало даже на нормальный сон. Прогулки на свежем воздухе давно сменились релаксирующими пилюлями под сквозняк кондиционера. Еда потеряла вкус, не пережёвывалась и проглатывалась в спешке. Я весь обложился учебниками, пособиями, методичками. Всюду по квартире валялись обрывки ватмана со следами кофе и моих тщетных усилий что-либо изобразить, огрызки карандашей, стикеры с напоминалками о недоделанных делах. Ко мне невозможно было обратится ни по какому вопросу; я хамил; отвечал невпопад; срывался на неповинном инете, приданым мне в помощь. Комок истрёпанных нервов, в тщетной попытке объять необъятное.
А потом я шёл на вступительные экзамены в наглаженных матерью рубашке и брюках, совершенно опустошённый, без намёка на знания, желая одного: быстрого конца моего позора. Помню, как кто-то, не я, предстал перед комиссией, что-то писал, как-то отвечал, глупо улыбался, уходил вприпрыжку и только пожимал плечами на вопросы толпы перед входной дверью: «Ну, что? Ну, как?»
Теперь оставалось только узнать.
Аллея из шарообразно подстриженных лип подходила к самому входу величественного здания Высших курсов чейн-мастерства. По ней в одиночку, парами, целыми стайками или вместе с родителями шли абитуриенты. Кто-то не торопился, кто-то, наоборот, спешил войти в огромный вестибюль учебного заведения.
Согласно традиции, здесь будет обнародован полный список всех претендентов на право обучаться в престижном вузе, с набранными баллами на вступительных экзаменах в порядке их убывания. Всех и всегда, этот год не исключение, будет тревожить красная черта – нерушимый предел, отделяющий сотню счастливчиков от остальных, возможно, не менее достойных, не менее талантливых, но чуть-чуть более невезучих. Никаких апелляций, пересмотров результатов, пересдачи не допускается. Случаев отхода от установленного порядка не может вспомнить даже древний сторож главного корпуса, который, по видимости, ещё участвовал в первых опытах с мухами дрозофилами.
Все замерли в ожидании вывода результатов на гигантскую плазмоплоскость.
Я и моя любимая спутница, вызвавшаяся присутствовать на церемонии, заранее заняли удобную позицию. Девушка отчаянно нервничала, и мне это было приятно.
– Не волнуйся так. Как говорил Мален-Дален, всё сложится.
Она только сильнее сжимала мне руку.
И вот высоко над толпой вспыхнуло огромное табло. Людское море заколебалось, усилился гомон и понеслись то радостные, то горестные возгласы.
Я отчаянно искал своё имя и не мог найти. Глаза перескакивали со строки на строку, но имени не было. Красная черта катастрофически быстро приближалась, но имени не было. И вдруг… Выстраданное, выгрызенное чудо свершилось: я был зачислен под номером 89.
Я повернулся к девушке. Она плакала, я сам был готов реветь в голос от счастья.
– Глупенькая, не плачь. Всё хорошо! Всё кончилось!
Она подняла на меня заплаканные глаза на… совсем чужом лице.
– Да, я глупая и всё кончилось. Мой номер 101.
*****
Пронизывающий январский ветер мёл позёмкой по руслу реки, по сугробам песчаного пляжа, забивая снежной крупой неплотные стыки между каменными плитами бастионов старинной крепости. Зло и колюче трепал полы короткого пальто, испытывал на прочность барьер электрообогрева. Ему удалось сорвать с моей шеи шарф и унести его к полынье. Шарф зацепился за сходни и теперь трепетал как цветной вымпел.
Мне не жалко шарфа, мне надо к полынье. Оставшаяся после недавних культовых окунаний, она лишь по краям была прихвачена ледком, а по чистой воде её серёдки шли нелинейные гармоники мелкой ряби.
Я остановился на краю. Ветер в спину настойчиво подталкивал меня к тёмной воде, но я крепко стоял на ногах, не обращая внимания на предупреждающее махание суставами рук, случайно забредшего на зимний пляж, инета.
Из-за пазухи я достал конверт, с вложенным в него листком бумаги. Убийственный текст, отпечатанный типографским способом, был выучен наизусть и гласил:
«Приглашение.
Уважаемый (далее, моё имя вписано чернилами)!
Будем счастливы увидеть Вас на торжественном приёме по случаю нашего бракосочетания, которое состоится (адрес вписан чернилами) в (время и дата вписаны чернилами).
Жених (имя вписано чернилами)
Невеста (имя вписано чернилами)».
Также в конверте лежала короткая записка:
«Спасибо за поступок. Прости меня, дуру».
Я крутил конверт озябшими пальцами, под тяжестью содержимого сгибаясь к холодной воде, но невесомая бумага не гарантировала решения вопроса. Тогда я положил вовнутрь памятную медаль, где на реверсе было выбито:
Populus nesciunt quid faciunt
Конверт без всплеска, сверкнув белым крылом, ушёл под лёд.
*****
Община неандертальцев в полном составе громогласно требовала добавки к изжаренному кабану. Жадные руки тянулись ко мне и уже начали срывать с меня путы. Возможно, антропоморфных существ они предпочитали в сыром виде.
Отчаяние породило новый всплеск моего красноречия:
– Господа! Господа, вы же цивилизованные люди! А цивилизованным людям не пристало есть себе подобных. Ведь я, как две капли волшебного перугена, похож на вас. Хотя бы из благодарности, господа! Я принёс вам свет разума… Ой! Что я говорю?.. Плоды… Нет… Технический прогресс… Удобство… Посмотрите на ваших дам! На себя! Сколько свободного времени для охоты… То ли ещё будет… Я живой, пока живой, пример благополучия. Всегда был доволен – один из миллиардов, обычный клиент. Вы только послушайте и представьте себя на моём месте.
